Сторонние материалы: «Россия в Первой мировой войне. Мобилизация пред первой мировой Указ о всеобщей мобилизации 1914 года

Ниже мы помещаем 2-го часть статьи П. Симанского, появившейся в польском журнале "Bellona" в 1925 г. Мобилизация второочередных дивизий царской армии в 1914 г., о которой пишет на основании личного опыта автор, мало освещена в литературе и представляет интерес для нашего читателя.

В кратком введении, написанном С. Добророльским, читатель найдет оценку всей работе П. Симанского.

Редакция.

К статье П. Симанского "Мобилизация русской армии в 1914 г. и ее недостатки".

Статью П. Симанского следует резко разделить на две части: одну, в которой он пишет о мобилизации старой армии в 1914 г. в общем ее об"еме, и другую, которая относится к мобилизации второочередных частей, под его личным руководством в качестве начальника одной из таковых, именно - начальника 61 пех.. дивизии, формировавшейся в Ннжнем-Новгороде из частей 10 пех. дивизии.

В первой части автор пишет, главным образом, не о том, что ему лично известно о русской мобилизации, как участнику этого события в 1914 г., а о том, как она подготовлялась и как происходила, на основании имеющихся в его распоряжении печатных трудов , в которых, более или менее подробно, описывается процесс нашей мобилизации. Он пользуется преимущественно тремя такими источниками: моей статьей, напечатанной в белградском "Военном Сборнике" за 1921 г. № 1; затем, книгой Д. Геруа - "Полчища" напечатанной в Софии в 1922 г., и книгой Ю. Н. Данилова - "Россия в мировую войну", напечатанной в Берлине в 1924 г. Моя статья представляет сжатый очерк названной мобилизации по моим личным воспоминаниям, как начальника мобилизационного отдела в 1914 г. Я писал этот очерк, не имея под рукой ни документов, ни дневника, ни записок, а исключительно по памяти, спустя семь лет после событий, затертых наслоением последующих событий войны, революции и эмиграции. Уже позже, в бытность в Берлине, и особенно теперь, после возвращения в Москву, мне пришлось убе-

Диться, что мною были допущены некоторые неточности, пропуски и недомолвки, и, конечно, статья в настоящее время не представляет первостепенного исторического значения. Она должна была бы быть переработана и дополнена.

Оба другие печатные труда, из которых Симанский черпает материал, мне хорошо известны, как и сами авторы их. Геруа судит о мобилизации всей старой армии с точки зрения командира гвардейского Волынского полка, каковым он был в тот момент. Его книга "Полчища" очень об"емиста, написана с определенной тенденцией доказать негодность той военной системы, которая господствовала у нас. Геруа выхватывает отдельные факты, примеры, из самых разнообразных источников, из разных явлений государственной жизни и все эти данные валит в одну кучу для подтверждения своих выводов. По моему мнению, труд Геруа не имеет никакого серьезного значения. С фактами он обращается деспотически. О его книге мною была дана подробная рецензия в № 11 журнала "Война и Мир".

Книга Данилова написана гораздо деловитее. Сам автор занимал выдающееся служебное место генерал-квартирмейстера главного управления генерального штаба, а позже штаба верховного главнокомандующего, и у него была полная возможность судить о мобилизации всей армии, так сказать, сверху и оценить степень ее успешности по ее развертыванию на фронте.

Поэтому первая часть статьи Симанского представляет компиляцию наиболее пикантных выдержек из периода мобилизации, преимущественно заимствованных из книги Геруа и подтверждаемых пространными рассуждениями автора о причинах отрицательных сторон мобилизации.

Вторая часть статьи Симанского представляет его собственные воспоминания, как ему пришлось мобилизовать второочередную 61 пехотную дивизию. Эта часть представляет больше интереса. Второочередные дивизии были введены незадолго до войны - реформой Сухомлинова 1910 г. В мирное время при первоочередных частях сформированы были незначительные кадры, которые при мобилизации разворачивались в целые части. Это сделано было по немецкому образцу, но для этого не существовало у нас немецких условий быта и жизни. Конечно, мобилизация второочередных войск должна была пройти с большими из"янами: Симанский подробно повествует о всех служебных горестях, которые ему пришлось испытать при формировании своих полков. В этом отношении его показания интересны как исторический эпизод . Что же касается его обвинений, то нужно было, бы спросить самого автора почему он, в качестве бригадного командира 35 пехотной дивизии в мирное время, не позаботился вы-

Яснить о своем мобилизационном назначении и принять заблаговременно меры по мобилизации той дивизии, которою ему пришлось командовать. Ему, как бывшему офицеру генерального штаба, особенно следовало проявлять служебную инициативу и сознательно лично готовиться к той роли, которая выпадет ему в случае войны. Но именно в старой армии было много начальников, которые далее полкового приказа не заглядывали, а когда настал час грозной расплаты, то начали жаловаться на неподготовленность кругом, только не на самих себя.

С. Добророльский.

Мобилизация русских войск 1914 года и ее недостатки.

П. Симанский.

Второочередные дивизии.

Вечером 26 (13) июля начальник штаба 35 пехотной дивизии (которой в то время я временно командовал) полковник Батранец привез уведомление из штаба Московского военного округа о назначения меня командиром 61-й, т.е. второочередной, дивизии. Так как никто из нас не звал, где должна формироваться эта новая дивизия, потребовался запрос Москвы. Оттуда поступило указание, что 61 дивизия будет формироваться в Нижнем-Новгороде. В 6 часов утра 30(17) июля, уже в Егорьевске, куда в виду надвигающихся событий вернулась из Рязанского лагеря моя бригада, командир 139 пех. Моршанского полка, придя ко мне на квартиру, доложил об об"явлении мобилизации. Одновременно почти я получил телеграмму с аналогичным содержанием и от командира 140 пех. Зарайского полка.

1 августа(19 июля), в субботу, я прибыл в Н.-Новгород и доложил командующему округом о вступлении в должность. В этот же день, в 5 час. вечера, представились мне командиры частей моей дивизии, и затем я приступил к непосредственному руководству организационными работами.

Прежде всего выяснилось, что я предоставлен самому себе. Когда, считаясь о тем, что моя дивизия формируется из 10-й пех. дивизии, входящей в состав V корпуса, мною была послана командиру последнего (ген. Литвинову) телеграмма с рапортом о вступлении в должность, а затем какой-то срочный запрос по существу, -

Я получил краткий ответ, что 61 пех. дивизия в состав корпуса не входит. Очень странным было отсутствие старшего, а следовательно более опытного руководителя в такой новой для всех работе, какой являлось формирование второочередных дивизий.

Следовало иметь в виду, что не все командиры внеочередных дивизий, только-что получившие назначение, вдобавок в столь необычной обстановке, могли быть достаточно опытными. Второе, очень странное явление, с которым я сразу столкнулся, состояло в том, что 2 бригада моей дивизии формировалась в Моршанске и Козлове, куда из Нижнего можно было добраться лишь через Москву, теряя столько времени, что это могло вредно отразиться на мобилизации всей дивизии. Вследствие этого пришлось совсем отказаться от непосредственного наблюдения за работой 2 бригады, и в результате такого положения вещей 244 пех. Красноставский полк я впервые увидел только 28 (15) августа в 10 часов утра, в деревне Лиски, когда полк выступал с ночлега на Томашов и два с половиной часа спустя ввязался в бой с австрийцами, а 243 пех. Холмский полк - в этот же день в 5 час. вечера, когда два батальона полка медленно двигались, являясь резервом своих дерущихся сотоварищей.

Ни я не знал своих подчиненных, ни они меня. И поэтому дислокацию мирного времени скрытых кадров полков 61 дивизии следует признать очень нецелесообразной; думаю, что при более вдумчивом подходе к этому вопросу, можно было бы во время перемещения 10 пех. дивизии из района Лодзи в Московский военный округ расположить полки более удобно с точки зрения мобилизации.

Второочередные дивизии появились у нас взамен запасных частей, которые в мирное время состояли из пятиротного состава запасных батальонов и двубатальонных (8 рот) запасных полков, при чем как полк, так и батальон, каждый в отдельности, при мобилизации формировал два полка - первой и второй очереди. Эта чисто русская система, за которой с большим вниманием наблюдали иностранцы, думая, кажется, применить ее у себя, в начале XX века была заменена новой, принятой нами от тех же иностранцев, заключавшейся в создании первоочередных полков - скрытых кадров, из которых при мобилизации формировались полки второй очереди. В виду того, что 61 пех. дивизия создавалась из 10 пех. дивизии, -- первый полк моей дивизии, 241 Седлецкий, получал кадры из 37 Екатеринбургского, 242 Луковский - из 38 Тобольского. 243 Холмский - из 39 Томского и 244 Красноотавский - из 40 Колыванского полка, а 61 артиллерийская бригада - из 10 артиллерийской бригады.

Кадры полков второй очереди, особенно в сравнении с кадрами прежних запасных частей, были слабее, но численная слабость могла быть компенсирована их качеством. К сожалению, в этом именно отношении, нами были допущены вопиющие нарушения. Переняв от Германии ее систему скрытых кадров, мы не переняли одновременно их отношения к каждому вопросу вообще, а к вопросу будущих второочередных частей в особенности. "Систематический немец, - пишет А., Незнамов, - добросовестно выполнял все требования, выдвинутые этой системой; немецкий полк-отец отдавал полку-сыну и хорошую материальную часть и хороший личный состав. К тому же немецкий запасный не скоро терял свою ценность солдата. У нас делалось все это исключительно на бумаге, вследствие чего полки-дети (не по их вине) были и плохо снабжены и (в большинстве случаев), чтобы "избавиться", в их кадры направлялся наихудший личный состав. Соответствующие правила и инструкции точно определяли, кто из офицеров переходит из "линейных" (первоочередных) полков во второочередные. Мобилизационные проверочные комиссии должны были, по долгу своей службы, проверять заполнение должностей, но, повидимому, проверяли это не всегда.

Командиры первоочередных дивизий, по крайней мере командир 10 пех. дивизии ген. Лопушанский, наверное, не интересовались этим делом и если даже и знали о нарушениях, то в своих личных служебных интересах делали вид, что ничего не знают и ни о чем не догадываются. В результате 38 пех. Тобольский полк выделил в мои кадры наихудших офицеров, не считаясь с существующими на этот счет определенными инструкциями, и передал в Луковский полк офицеров, в большинстве больных или со слабым здоровьем, малоопытных и малознающих. Я сразу обратил на это внимание - не только потому, что мне открыли глаза главные руководители мобилизации, но и вследствие того, что многие из офицеров Тобольского полка находились в это время на излечении в отдаленных санаториях. Даже на серьезную и ответственную должность ад"ютанта штаба дивизии Тобольским полком был назначен штабс-капитан Визгалин, человек с параличом ноги, нерешительный, не понимающий. своих обязанностей и даже, как потом выяснилось, не обладающий сознанием своих непосредственных служебных обязанностей. В первый же переход им был растерян весь свой обоз, и этот случай он об"яснял необходимостью наблюдения только за денежным ящиком.

Познакомившись с таким состоянием дел, я немедленно обратился к ген. Лопушанскому и, согласно указаний командира Луковского полка, перечислил ему всех тех, которые, согласно инструк-

Ции, должны были находиться в этом полку. Лопушанский передал это командиру бригады ген. Буткову, но, кроме незначительных и несущественных передвижений, более серьезных перемен сделано не было. Командир Тобольского полка полк. Эйгель упорно защищался, не желая отдать мне лучших офицеров, уговорил - так, по крайней мере, казалось - ген. Лопушааского (что не составляло особого труда) и, пользуясь тем, что во главе Луковского полка находился Тобольского полка кап. Постников, начал на него нажимать и придираться. Согласно инструкции, например, из первоочередных полков во второочередные, должны были перейти все оружейные мастера. Это было, безусловно, целесообразно, ибо вопрос починки и сохранения оружия во второочередных частях не мог быть до сих пор поставлен на должную высоту и нужны были опытные оружейники для организации соответствующих мастерских; 61 дивизии они были особенно необходимы, чтобы привести винтовки в вид, пригодный для пользования ими, так как выяснилось, что, несмотря на прежние распоряжения и явную необходимость, командир 10 пех. дивизии не позаботился в нужное время о приспособлении винтовок к остроконечным патронам. Однако, мастеров не передали, и лишь после долгих и упорных переговоров удалось мне отстоять мое право на получение опытных и квалифицированных людей. Ошибки, сделанные командиром 10 пех. дивизии и командиром Тобольского полка в период мобилизации в отношении заполнения офицерских должностей, не могли не оказать влияния на боевые качества Луковского полка, по крайней мере в течение первых месяцев войны. В этот период Луковский полк во всех отношениях был худшим полком моей дивизии.

В гораздо худшем положении находился более серьезный вопрос, - назначения командиров полков. Все это были люди, делавшие в мирное время карьеру в полках, чего достигали не знаниями и тактической грамотностью, а умелым приспособлением к требованиям командования в области хозяйственной деятельности. Одним словом, я получил не командиров полков в полном значении этого слова, способных к руководству боем, а хозяйственных руководителей, качеств которых, как таковых, я даже не был в состоянии оценить, ибо обстановка требовала безусловного участия в боях, а не забот об экономии на керосине или на солдатском обмундировании. Больше веего я был удивлен тем, что командиры эти, не умеющие совсем отдать правильных распоряжений в поле, вопреки ожиданиям, оказались невежественными даже в области строя, что, казалось бы, должно было быть хорошо им известно.

Ген. А. Орлова, из 25 пех. дивизии, назначенного ко мне командиром бригады, я встретил первый раз 24 (11) августа при высадке

Во Владимире-Волынском, когда он появился в моем вагоне. Первое впечатление о нем было наилучшее, но, когда 28(15) августа, во время начавшегося со стороны Белжца наступления австрийцев, я застал ген. Орлова неспособным разобраться в куче донесений 7 кав. дивизии и понять совершающееся вокруг, а затем 23 (10) сентября, когда, получивши задание на определенной полосе нашего наступления, он начал по телефону запрашивать указаний в каком порядке ему выступать и не в походном ли, - мне стало понятно, что и он, с точки зрения тактики, представляет такой же баласт, как и командиры полков.

Как все эти люди, ген. Орлов, понимая свои недостатки в поле старался компенсировать их мужеством и личным примером и в этом отношении находился вне упреков.

Казалось бы, что на высшие должности в молодых, неспаянных и необученных второочередных частях должны подбираться люди с особой тщательностью. Как просто разрешался бы этот большой для общих успехов вопрос, если бы, например, командир той первоочередной дивизии, из которой выделялись кадры во второочередную, принимал командование над последней, беря с собой сработанный и опытный штаб. Ведь даже рассуждая теоретически командиры эти должны бы иметь больше опыта и лучше знать свои второочередные части, чем новые командиры, назначенные на эти должности не из соображений по существу, а исключительно по спискам в порядке очереди. Можно быть уверенным, что при подобной постановке дела на вопросы формирования второочередных дивизий было бы обращено больше внимания и указанных выше ошибок при заполнении должностей не потребовалось бы теперь напоминать и подчеркивать. Та постановка дела, какая была в действительности, была бы понятна, если бы второочередные дивизии предназначались для второстепенных действий и задач - охраны железных дорог, защиты крепостей и т. п. Однако, всему высшему командованию было известно, что, согласно оперативных планов, дивизии эти расценивались наравне с первоочередными и что они должны принять участие уже в начале полевых действий. К чему это привело? "Большинство наших неуспехов, - пишет Н. Головин, - об"ясняется отсутствием в этих дивизиях упорства в бою; прорывался общий фронт, оголялись фланги первоочередных дивизий - и все это ложилось тяжелым бременем на наши оперативные предположения" .

"Второочередные части, - пишет ген. Данилов, - выступили на фронт на половину сырыми, и нельзя их было считать боеспособными. Несмотря на это, в процессе войны, в тех частях, в которых нашлись отвечающие требованиям командиры, умеющие добиться авторитета

И установить внутреннюю спайку, была создана такая моральная сила, которая выравняла материальные недостатки" . Что же мешало высшим руководителям сделать выбор "соответствующих командиров" до начала первых действий, а не предоставлять это дело течению времени и случаю. Почему нельзя было назначить командирами второочередных частей лучших полковников нашей блестящей гвардии и генерального штаба? Только потому, что по пути стоял карьеризм, мешала боязнь работы и стремление к собиранию легких лавров, которые добыть было так нетрудно, если находиться во главе не второочередных дивизий, а, например, 4 стрелковой бригады.

Выше я упомянул, что кадр второочередных дивизий был очень слаб. Во всех полках, например, среди командиров батальонов был назначен только один штаб-офицер. В результате, когда в 241 Седлецком полку в начале октября потребовалось удаление неспособного ни к какой работе командира полка, - полк некому было принять. 28 (15) августа, в первом бою с австрийцами у дер. Василев выбыло из строя 23 кадровых офицера Красноставского полка, и в командование не только рот, но батальонов пришлось вступать прапорщикам. В том же бою 28 (15) и 29 (16) августа Луковский полк потерял тоже значительную часть своих кадров, а в начале октября 1914 г., в боях на Висле у Козениц - единственного штаб-офицера. Словом, командир 61 пех. дивизии не успел оглянуться, как ураганом боев был унесен весь почти офицерский кадровый состав, оставив командира дивизии с "зеленой" молодежью. Каждый кадровый офицер расценивался на вес золота. Когда кто-нибудь из кадровых офицеров возвращался в часть после ранения, это было праздником и для командира полка и для командира дивизии. А ведь это был период первых боев, дающих наиболее сильные впечатления и оставляющих след на всей последующей боевой работе частей, кроме того - период боев маневренных , когда нужен был не просто человек о офицерскими отличиями, а с известным тактическим и боевым опытом.

В виду слабости кадра, особое значение приобретало качество ратников, их возраст, большая или меньшая степень воинского обучения и воспитания. Здесь второочередные дивизии оказались в незавидных условиях. Вот что пишет об этом ген. Данилов: "Выяснилось, что люди, являющиеся на пополнение второочередных дивизий, более старших возрастов, оказались, вследствие невнимательного

Отношения к повторным сборам мирного времени, совершенно лишенными военных знаний и совсем отвыкшими от дисциплины. Попадались среди них такие, которые действительную службу мирного времени проходили не в том роде войск, в который попали при мобилизации. Много, например, крепостных артиллеристов попало в пехоту" .

Вот что значится в моем дневнике от 3 августа: "Вид призываемых только терпимый. Много стариков. Обещание направлять к нам исключительно молодых, задерживая стариков в запасных батальонах повидимому, не выполняется. Что, впрочем, хорошего могут сделать наши воинские начальники, эти предназначенные к сдаче в архив капитаны и старые штаб-офицеры".

Нагруженные семьями, полные заботы о них, податливые к болезням, а зачастую уже хронически больные, далекие от сознания обязанности защиты отечества и преисполненные странными понятиями, что защищать следует лишь свою Пермскую или Тамбовскую губернию, к которой противник все равно не дойдет, ратники эти были плохими солдатами и это отлично сознавали сами.

"Какие из нас сражатели" -- слышно было в рядах Красноставского полка. - "Не приведи господь, только знамена умели терять"- раздавался голос, имея в виду бои Луковского полка, во время которых полковое знамя при отходе последних рот попало в руки австрийской кавалерии.

Но эти "старики", без сомнения, обладали большой практической сметкой. Даже во время самых длинных переходов, назначенных дивизии, они всегда умели добираться засветло до места назначения, понимая прекрасно, что устроить ночлег на новом месте удобнее при дневном освещении, нежели ночью. Иногда же эти части заставляли меня становиться в тупик. Например, 30 (17) августа 1914 г., под Старым селом (вблизи Тышовце), когда я приказал развернуться всему Седлецкому полку, последний выполнил это почти превосходно, а 17 (4) сентября, наступая на австрийские позиции под Краковом, полк двигался на дер. Маршевице так гладко и в таком отличном порядке, какого мне не приходилось наблюдать даже в мирное время, - а здесь наступление происходило под ружейным и артиллерийским огнем неприятеля.

Прежде всего надлежало в кратчайший срок ввести полный внутренний распорядок в только что мобилизованных частях. Дело это оказалось легким в частях, собранных вместе, расположенных в палатках (например, в Луковском полку). Но в Седлецком полку,

Разбросанном по городу, в ряде казарменных помещений, работа в этом направлении едва началась.

На быстроту введения правил внутреннего распорядка, а также на успехи обучения и возможность установления спайки частей повлияло и отсутствие многих кадровых офицеров. Часть из них находилась на излечении и вернулась с. большим опозданием, некоторых же - что было преступлением - первоочередные полки командировали на длинные периоды времени для выполнения разного рода мобилизационных дел, а это привело к их полнейшей потере для работ по формированию второочередных дивизий.

Оказалось, что винтовки не были приспособлены к остроконечным патронам. Времени для этого имелось больше, чем достаточно, ибо дивизия должна была выступить не раньше 18 (5) августа, но у нас не было соответствующих приборов и потребовалось обращение за ними в окружное артиллерийское управление. Последнее указало на один из губернских городов, но и посланному туда офицеру ничего не удалось получить. Вновь обращение в Москву, вновь указание нового места - и прежние результаты. Третье обращение в окружное артиллерийское управление, - и опять все снова, как и прежде. В конце концов дивизия: выступила с неприспособленными винтовками, и только в пути, почти, в пункте выгрузки, около Владимира-Волынского нас догнала часть приборов. Несмотря на напряженную работу во время дневок и даже на двух ночлегах, большинство винтовок так и не удалось приспособить за недостатком приборов и дивизия могла лишь пользоваться старыми патронами. В виду того, что оружейные парки не выступили вместе с дивизией, запасы патронов оказались очень ограниченные, ибо у нас находилось только количество, возимое в обозах полков. Это привело к тому, что когда в первом бою 28 (15) августа, под Василевым в Галиции, около 10 час. вечера русскими был сделан последний выстрел, винтовки из огнестрельного превратились в холодное оружие, - и о дальнейшем сопротивлении численному превосходству австрийцев не приходилось думать. Поздно вечером я прибыл в штаб соседней 35 пех. дивизии, где согласно распоряжения я должен был встретить комкора XVII. Случайно я встретился с находившимся в штабе ген. Ремезовым, бывшим командиром 10 пех. дивизии.

Почему вы думаете о вынужденном отходе? - спросил он, прислушиваясь к мoeму разговору с начальником штаба 35 дивизии.

Потому, что нет патронов, - ответил я.

Но ведь мы вам можем дать их, сколько пожелаете,

Да, но мои винтовки к ним не приспособлены.

Как же так? - удивился ген. Ремезов.

По вашей вине, - был мой ответ: по вине 10 пех. дивизии. Только благодаря брошенному на соседних участках оружию, энергичной работе моих оружейников и нескольким спокойным дням, уде-

Ленным судьбой моей дивизии, удалось относительно быстро ликвидировать этот вопрос, и, когда в конце сентября (по новому стилю) прибыли оружейные парки 61 дивизии, можно было сдать старые патроны и запастись новыми.

Походных кухонь 61 див. не получила. С большим трудом, главным образом благодаря помощи командира XVII корпуса, удалось мне отобрать сверхштатные кухни других частей, получить захваченные у австрийцев и лишь тогда иметь возможность придавать кухни частям, действующим по заданиям вне дивизии, несущим службу охранения или выполняющим работу, не позволяющую приготовить пищу в свое время. Штатное количество кухонь дивизия получила только в конце февраля или начале марта 1915 г. Задержка в получении произошла, между прочим, и потому, что кухни были направлены в Галицию в то время, как дивизия находилась на средней Висле, а затем были повернуты к Висле, когда меня направили опять в Галицию.

При мобилизации 61 артиллерийская бригада встретилась с одним препятствием: у нее два раза был отобран комплект упряжи, необходимый для боевой части. Каким образом могло случиться, что боевую часть лишили упряжи и почему требовали этого два раза - я об"яснить не умею. Если вопрос заключается в численности и в качестве личного состава офицеров и рядовых, то 61 артиллерийская бригада с начала войны и до революции отличалась наибольшей сплоченностью и образцовым порядком из всех частей дивизии. "У вас грамотная артиллерия" - выразился как-то ген. Вебель, подчеркивая этим, что артиллерия находится на высоте поставленных ей современных требований. Бригадными лошадьми восхищались все, кому приходилось наблюдать артиллерию на стоянке или в движении. Худших, слабых лошадей имела 6 батарея. Недостаток этот остро выявился при отходе из-под Кракова 14 (1) декабря, когда батарея не была оставлена только благодаря товарищеским отношениям ее с солдатами Холмского полка, которые помогли орудиям преодолеть тяжелую дорогу. Говоря об артиллерии второочередных дивизий ген. Данилов пишет, что "орудия" далеко не все новых образцов, частью сработанные, имеющие несовершенные приборы для стрельбы. Таких недостатков в 61 артиллерийской бригаде не имелось, и в октябре 1914 г., после первых галицийских боев, для пяти батарей (кроме 2-й) бригада получила совсем новые орудия с хорошими новыми приборами. В начале октября эти батареи с новой материальной частью присоединились к дивизии на Висле, у дер. Павловце.

Совершенно неподготовленными оказались парки бригады. Были люди и лошади, но недоставало повозок, седел, походных кухонь, комплектов упряжи и другого имущества. Подобное состояние привело к тому, что парки бригады не смогли выступить совместно с дивизией, перевозка которой по железной дороге началась 18 (5) августа, и прибыли на театр военных действий около 12 сентября (30 августа) и в скверном состоянии. Люди сидели на попонах; упряжь --частью совсем негодная, частью из веревок; повозки - типа употребляемых в Нижегородской губернии, длинные, неповоротливые, на таких колесах, которые завязали даже в небольшой грязи. Парки двинулись вслед дивизии в Зап. Галицию, а затем к Ивангороду, когда 5 армия, в состав которой входила 61 пех. дивизия, спешно выступила на защиту Варшавы от Гинденбурга. Каким образом парки бригады со своими повозками и всей тяжестью ухитрились пробраться через громадные болота правого берега Сана, притом после нескольких дней проливных дождей, - составляет секрет энергичного, деятельного и преданного всей душок своему делу командира парковой бригады подполк. Филимонова. Этого мало. В ноябре, в результате моих шутливых требований, - ибо я отдавал себе отчет, что они почти невыполнимы, - подполк. Филимонов своими стараниями снабдил парковую бригаду всем необходимым и заменил имеющиеся повозки более удобными. В январе 1915 г. парки получили казенный обоз и недостающее имущество. С этого момента до самой революции парковая бригада находилась в образцовом порядке.

Остается в нескольких словах рассказать про штаб дивизии. Состав штаба был, конечно, совершенно случайным. Это было бы не страшно, если бы начальником штаба был человек опытный, с твердым характером и преданный своей работе. К сожалению, было иначе, и в январе 1915 г. я с удовольствием расстался с полковником Златолинским. Прислан он был ко мне из Академии генерального штаба, где исполнял обязанности заведующего обучающимися офицерами и вел тактические занятия в одной из групп. Однако, как это ему удавалось, - мне неизвестно, ибо, за время пребывания своего начальником штаба моей дивизии, он не был в состоянии составить ни одного оперативного приказа. Впоследствии я очень жалел о предоставленной ему свободе действий в первый период мобилизации.

Личный состав офицеров штаба дивизии был таким, что при первом боевом затишьи, когда представилась возможность уделить внимание вопросам администрации, я вынужден был уволить всех почти людей, набранных полковником Златолинским. Достаточно сказать, что в штабе в течение четырех месяцев не велась отчетность.

Слабый кадр, большое количество тактически неграмотных офицеров, почти исключительно прапорщиков запаса, "хозяйственные"

Офицеры с их типичными свойствами - вместо людей опытных л умеющих разбираться в любой обстановке - во главе полков; неподобранный штаб с никуда негодным начальником в качестве руководителя; старики запасные, не обладающие упорством в бою, склонные к панике, оглядывающиеся постоянно назад на брошенные семьи; разнообразные материальные недостатки; недоверчивое отношение со стороны властей и соседей ко второочередным дивизиям, в соединении с невысказанными отчетливо требованиями сверху, чтобы дивизии эти не уступали первоочередным, ибо выдвинули их наравне с последними в первую линию фронта, - вот те условия, в обстановке которых после мобилизации требовалось уже 28 (15) августа вести дивизию в бой с обученным противником, хорошо организованным и отлично снабженным техникой, вести сейчас же после выгрузки из вагонов, только на поле боя узнавая своего главного помощника, командира бригады, и два бригадных полка, вести в обстановке так странно организованного штабом XVII корпуса маневра, что дивизия, прикрытая утром двумя дивизиями (первоочередными) пехоты и дивизией кавалерии, к середине дня очутились уже не в третьей, а в первой боевой линии, будучи атакована превосходными силами тирольского корпуса с флангов и тыла.

Много труда потребовалось, чтобы спустя два месяца после первого, конечно не особенно успешного, боя получить в октябре благодарность за бои на Висле, а в ноябре благодарность за бои под Краковом, и чтобы в декабре, дивизия, как крепкая боевая единица, оказалась направленной в знаменитую 3 армию ген. Радко-Дмитриева.

Намерение вступить в войну повлекло за собой и соответствующие приготовления чисто военного плана. Одновременно с начавшейся австрийской мобилизацией в Германии было введено предмобилизационное положение , при котором офицеры возвращались в свои части, а войска переводились из летних лагерей в казармы.

Только через пять дней, 13 июля, предмобилизационное положение было объявлено и в России (обвинения немецких авторов в том, что русские стали раньше немцев скрытно готовиться к войне, беспочвенны). Правда, при этом генералитет был уверен в том, что война все-таки начнется. Так, генерал Гурко В.И. вспоминал, что уже 11 июля «стало общеизвестно, что конфликт неизбежен» (Гурко В.И. «Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917», М, 2007 г., с. 13). Подготовка русских к возможному объявлению мобилизации позволила германской печати обвинить Российскую империю в агрессии против стран Центрального блока.

Такая вещь, как предмобилизационное положение, позволяла встретить вероятную войну во всеоружии, не доводя в то же время вооруженное столкновение между государствами до неизбежности. Иначе говоря, с утверждением в 1913 году положения «О подготовительном периоде к войне» русская военная машина могла быть в значительной степени переведена на военное положение еще до объявления всеобщей мобилизации , по сути, подразумевавшей войну, оставляя мирное поле деятельности и маневрирования с целью сохранения мира для дипломатии.

Известна аксиома о том, что мобилизация уже сама по себе означает войну. Об этом прекрасно знали все, так как данная аксиома закладывалась уже в сами военно-политические договоренности между государствами каждого блока. Корень проблемы здесь — в факторе времени: допусти немцы возможность проведения русскими мобилизации до начала военных действий, и блицкриг не имел никаких шансов для своей реализации, а Германия — никаких шансов на выигрыш войны.

Совершенно справедливо британский автор подметил это обстоятельство следующим образом: «Фактор времени, существенный для плана Шлиффена , делал германскую мобилизацию не оборонительным мероприятием, а решительным шагом к началу тотальной войны». Англичанину вторит и германский исследователь: «Так как мобилизация оказывала значительное влияние на хозяйственную деятельность страны, то всегда существовало стремление по возможности сократить сроки ее проведения, а решение о мобилизации принимать только в том случае, если война станет действительно неизбежной…» (Нилланс Р. «Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918», М., 2005. с. 557; Мюллер-Гиллебрандт Б. «Сухопутная армия Германии». 1933-1945 гг. М., 1956, т. 1, с. 57).

Именно из такого понимания исходил и кайзер Вильгельм II , когда лицемерно обвинял русские власти в подготовке агрессии против Центральных держав. О проведении скрытых мероприятий по подготовке собственных армии и флота к европейскому конфликту в самой Германии кайзер умалчивал, ссылаясь лишь на факт военной подготовки России и Франции. Впрочем, это естественно для агрессора, жаль только, что данный тезис о виновности русских за Первую мировую войну и по сей день можно встретить на страницах научных трудов. Некоторыми исследователями как-то забывается, что первая кровь в этой войне — славянская (обстрел австрийцами Белграда), а первый разгромленный город — русско-польский (Калиш).

В качестве ответа на обвинения кайзера в агрессивности России, доказательством чего выдвигался факт русской мобилизации, можно было бы напомнить нашумевшую историю конца 1912 года, когда Австро-Венгрия, жаждавшая воспользоваться плодами Первой Балканской войны, объявила мобилизацию против России и Сербии. К русским и сербским границам пошли эшелоны, набитые войсками. Тогда военный министр генерал Сухомлинов В.А. предложил провести частичную мобилизацию, с ним согласилось большинство членов правительства, однако премьер-министру Коковцову В.Н. удалось отговорить императора Николая II . И что же? «Мобилизационный кризис» вовсе не привел к европейской войне.

Так что сам по себе акт мобилизации еще не нес в себе неизбежности войны, тем более, что Германия проводила свою мобилизацию вдвое быстрее русской. Надо отметить, что Россия не была готова к войне в той мере, что позволяло бы воевать без фактора риска; что русским было выгодно, чтобы мобилизация так и не переросла в войну…

Тем не менее, высшие военные круги в Российской империи не желали отказываться от войны, как тогда казалось, сравнительно быстрой, легкой и непременно победоносной. Уже 15 июля, то есть до окончательного решения колебавшегося императора Николая II , начальник Генерального штаба генерал Янушкевич Н.Н. специальной телеграммой оповестил все военные округа, командующего гвардией, наместника на Кавказе и наказного атамана войска Донского о том, что 17-е число будет объявлено первым днем общей мобилизации. Очевидно, что военная партия (большая часть этих людей в годы войны выкажет себя откровенными бездарностями в военном искусстве), столь могущественная в России, стремилась сделать все возможное, чтобы столкнуть империю в Большую войну.

И все-таки главы великих держав пытались что-то сделать. И здесь, что вполне логично, более прочих усердствовали русские, как представители страны, наиболее неготовой к войне. В отличие от генералитета, видевшего только армию, царь и его правительство сознавали, что российская экономика только-только начала свою широкомасштабную модернизацию по европейскому пути. Поэтому русское политическое руководство пыталось не допустить войны, что в дни Сараевского кризиса предполагало, разумеется, отказ австрийцев от продолжения агрессии против Сербии. Так, 16 июля император Николай II в телеграмме кайзеру предложил передать австро-сербский вопрос на урегулирование Гаагского международного суда. Подобный вариант предлагался и англичанами. Кайзер так и не ответил на эту умиротворяющую телеграмму российского императора…

Колебания русского правительства в отношении мобилизации вылились в распоряжение императора Николая II об отмене всеобщей мобилизации и введении мобилизации частичной, поздно ночью 16 июля. Согласно такому проекту мобилизовывались только Варшавский, Киевский, Одесский и Московский военные округа (то есть исключительно против Австро-Венгрии, дабы не провоцировать немцев). Причём частичная мобилизация полностью срывала общую мобилизацию.

При этом Российская империя все равно готовилась воевать со всем Тройственным союзом, и вряд ли был возможен такой вариант развития событий, что Германия оставит Австро-Венгрию один на один с Россией, что грозило двуединой монархии неизбежным крушением. Относительно Антанты Конвенцией 1892 года подразумевалась общая мобилизация даже при условии мобилизации только одной из держав Центрального блока…

Очевидно, что «военные партии» всех стран отчетливо сознавали, что ситуация явно выходит из-под контроля. А потому следует упредить противника и встретить войну в наиболее выгодном положении: «В Германии, в России и даже в Австрии все стремления государственных деятелей мирно разрешить конфликт разбивались о противодействие генералов, стоявших за войну и предсказывавших всевозможные ужасы в случае пренебрежения их техническими советами. В Австрии генералы могли даже разделить вместе с Берхтольдом (австрийский премьер-министр) тяжелую ответственность и славу быть инициаторами войны» (Лиддел-Гарт Б. «Правда о Первой мировой войне», М., 2009.с. 37).

Английская мощь являлась неоспоримой, а потому обе противоборствующие стороны ожидали официальных разъяснений со стороны английских властей. Немцы надеялись на британский нейтралитет, рассчитывая расправиться с Францией до того, как Великобритания соизволит открыть военные действия и перебросить на континент свой экспедиционный корпус. Французы опасались, что англичане воздержатся от вступления в войну в первые несколько недель, когда должен был реализоваться на практике «План Шлиффена». Правда, эшелоны с войсками Британского экспедиционного корпуса были готовы к сосредоточению в портах Ла-Манша, дабы быть переброшенными на континент по первому же сигналу.

Но в общем и целом в дни Сараевского кризиса , в период объявления мобилизации европейскими странами, британское руководство выжидало, не заявляя о своей позиции в предстоящей схватке. Невзирая на союзы и обещания, англичане к июлю 1914 года все-таки не связали себя жесткими условиями вступления в европейскую войну на стороне Антанты. В эти дни очень многое зависело от позиции Великобритании.

Слабая надежда Германии на британское невмешательство давала практически стопроцентную гарантию на выигрыш войны посредством блицкрига. Другое дело, что сама эта война носила на себе отчетливый отпечаток англо-германского соперничества и потому такая надежда была просто-напросто бессмысленной и наивной. Соперничество на морях в борьбе за колонии и мировую торговлю было слишком бескомпромиссным и жестоким, чтобы позволить ведущим государствам противоборствовавших военно-политических блоков не скрестить друг с другом оружия в непосредственной схватке.

Тем не менее, английское правительство не желало дать немцам и одного шанса на отсрочку развязывания войны, поэтому англичане и выжидали начала войны, чтобы только тогда заявить о своей истинной позиции, которая и не могла быть иной. Сам характер англо-французских соглашений и англо-германского противоборства говорил о том, что Великобритания не останется в стороне от общеевропейской войны. Опыт международных отношений 1910-1913 годов, политических кризисов, военных переговоров также свидетельствовал о твердом намерении англичан поддержать Антанту не только словом, но и делом.

Итак, война была решена во всех столицах, хотя бы уже только потому, что бессмертное «чеховское ружье», которое должно было в обязательном порядке выстрелить в последнем акте, было давным-давно повешено на стену и заряжено. Оставалось лишь обвинить противника в агрессии, чтобы обеспечить себе поддержку собственной нации. И здесь главный упор со стороны немцев был сделан на факт официального объявления мобилизации в России, хотя, как уже отмечалось, в самой Германии фактически приступили к мобилизации еще раньше русских.

Чрезвычайная скорость мобилизации, предпринятая всеми государствами, втянувшимися в Первую мировую войну в первые же дни, явилась следствием характера предстоящей войны — расчета на блицкриг и недолговременность военных действий, проводимых до полной победы. Шапошников Б.М. говорит: «Стратегия сокрушения требовала быстрого изготовления возможно большего числа боевых сил, быстрого их сосредоточения и почти одновременного введения в дело для достижения столь же быстрого и решительного успеха.

Иными словами, стратегия молниеносного действия требовала и крайнего напряжения в развертывании вооруженных сил для войны. Эти требования служили отправными для мобилизации, и клались в основу всех работ в этой области. Чем больше росли армии в своем численном составе, тем более усложнялась мобилизация, и тем сильнее возрастало ее значение как акта, требующего большого напряжения сил и спокойной бесперебойной работы» (Шапошников Б.М. «Воспоминания. Военно-научные труды», М., 1982, с. 524).

Мобилизация и сосредоточение русских войск вдоль западной границы прикрывались двенадцатью кавалерийскими дивизиями и пограничными частями. Главную ударную мощь русской Действующей армии, которая, по замыслу русского военно-политического руководства, должна была в короткие сроки решить судьбу войны победой, составляли перволинейные части. Это — кадровая армия мирного времени, разбавленная обученным запасом. Именно этими людьми русский Генеральный штаб предполагал выиграть войну, совершенно не рассчитывая ни на досрочные призывы новобранцев, ни тем более на ополчение 2-го разряда, к чему придется прибегнуть в 1915-1916 годах. Поэтому-то в Российской империи и не проводилось идеологической подготовки к войне, так как считалось, что и наличных войск, обученных в мирное время, будет более чем достаточно для достижения победы.

Подобные же заблуждения были свойственны всем воюющим государствам. Однако в Германии и Франции все население в моральном отношении готовилось к вооруженному противоборству и потому адекватно воспринимало дополнительные тяготы военного времени, когда выяснилось, что война непредвиденно затягивается, то есть воспринимало как должное. В свою очередь высокопатриотичное население Великобритании , где военному министерству придется создавать массовую армию, также было готово к Большой европейской войне.

И только в России, где малограмотность и незаинтересованность политикой со стороны львиной доли населения страны накладывались на громадные расстояния и вековую неприязнь к государственной власти, массовое сознание не было готово к тяжелой войне. Примерно то же положение вещей существовало и в Австро-Венгрии, раскалываемой национальными конфликтами немцев и славян…

Невзирая на уже начавшуюся мобилизацию в большинстве великих держав Европы (скрытая она была или открытая, не имеет значения для оправдания своего лицемерного «миролюбия»), между главами государств продолжались переговоры. Так, 18 июля германский кайзер Вильгельм II сообщил русскому императору Николаю II: «Европейский мир все еще может быть сохранен тобой, если Россия согласится приостановить военные мероприятия, угрожающие Германии и Австро-Венгрии». Николай II отвечал: «Наша долгая испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие. С нетерпением и надеждой жду твоего ответа». Русский император настаивал на продолжении переговоров по урегулированию конфликта с помощью международных органов.

Однако ничего не вышло: не для того военные партии всех держав готовились к Большой европейской войне, чтобы просто так отказаться от нее в наиболее благоприятный момент. И здесь следует сразу сказать, что если с объективной точки зрения война была невыгодна всей Европе (а для многонациональных империй — России и Австро-Венгрии — и просто самоубийственна), то субъективный фактор жажды войны господствовал повсюду.

В тот же день в Германии было объявлено «состояние военной опасности», предшествующее объявлению общей мобилизации, а вечером к проведению общей мобилизации приступила Франция. Кайзер в категорическом тоне потребовал от России прекращения мобилизации как залога для проведения переговорного процесса.

В полночь на 19 июля русский царь получил немецкий ультиматум , в котором Германия угрожала войной в случае отказа русских от свертывания мобилизационных мероприятий. Остановить свою военную машину император Николай II уже не мог: разница в сроках сосредоточения (германские армии заканчивали свою мобилизацию всего за две недели) оставляла беззащитной русскую границу, а вдобавок русские не успевали своевременно помочь французам, в случае броска германских армий на Париж, как то подразумевалось «Планом Шлиффена». Точно так же не мог остановить мобилизационные мероприятия и кайзер, понимавший, что объявление мобилизации неизбежно! предполагает войну…

Известен курьез о том, что Пурталес (германский дипломат) вручил Сазонову (министр иностранных дел) сразу две ноты различного содержания: и о начале конфликта, и о его приостановке. Каждая из нот предназначалась для различной реакции русских политиков на германский ультиматум: немецкий посол был так растерян, что по ошибке отдал все сразу.

В первый день войны немцами было занято Великое герцогство Люксембургское, 21 июля Германия объявила войну Франции, 22-го числа немцы вторглись в Бельгию, после чего Великобритания объявила войну Германии. 24 июля Австро-Венгрия конец-то объявила войну России, после чего сама оказалась в состоянии войны с Францией (28 июля) и Великобританией (30 июля). Также вскоре в войну на стороне Антанты вступили Черногория и Япония. Первая мировая война началась…

Из книги М.В. Оськин «История Первой мировой войны», М., «Вече», 2014 г., с. 53-68.

Табак в глазах, симуляция туберкулёза и пролитые на документы чернила - так “косили” от армии в начале XX века.
Но Первая мировая война вызвала всплеск патриотизма: дети подносили патроны, а девушки переодевались солдатами .

В начале ХХ века открытки собирали все. Среди немецкоязычных были популярны цветастые литографии Gruss aus - Привет из. Но самые красивые виды Черновцов или Стрыя проигрывали ярким картонкам Gruss von der Musterung. Жизнь в этом волшебном Мустерунге была полна алкоголя, любви и веселья - бравые усачи в пьяном угаре катались верхом на свиньях и целовались с красотками, прерываясь разве что на медосмотры.

Musterung - это не город, а военная комиссия, бравые усачи - призывники. Милитаристская истерия захватывала Европу и скоро должна была выплеснуться в Первую мировую войну. Вот немцы с австрийцами и слепили из невесёлой солдатской жизни модную картинку.

23 августа 1793 года революционная власть Франции провозгласила декрет О всеобщей воинской обязанности, и в жизнь мужчин в возрасте от 18 до 40 лет вошла армейская служба. В ХІХ веке ценное изобретение одна за другой подхватили европейские страны. Едва ли не последними стали австрийцы - только масштабное поражение от прусской армии в 1866-м заставило их задуматься о солдатах-срочниках.

В 1868-м в Австро-Венгрии приняли соответствующий Устав (Wehrgesetz). Срок воинской повинности в армии - два года, на флоте - четыре. По достижении 32-летнего возраста граждане могли стать членами народного ополчения.

Устав действовал и на украинских землях, попавших под власть Австро-Венгрии. Лемковская песня Кедь ми прийшла карта, которую перепели Тарас Чубай и Кузьма Скрябин, - как раз о повестке. В Галиции насчитывалось 18 районных отделений, занимающихся набором рекрутов. Филиальный обозный склад для Восточной Галиции располагался в Дрогобыче - там строили и ремонтировали телеги для нужд армии.

При необходимости отделения призывали резервистов старше 31 года и распределяли новобранцев в пехотные полки. Во время общей мобилизации в Самборе, Стрые, Залещиках и Станиславове (сейчас - Ивано-Франковск) также формировались специальные роты для охраны мостов через Днестр.

Каждый полк имел свой язык - страна была многонациональной. Полковым мог стать один из десяти официальных языков империи, на котором говорили не менее 20% солдат.

В среднем галичане составляли около 16% от общей численности королевско-кайзеровского войска. Самой высокой (18%) эта доля была в 1871 году - тогда служить отправились 16.500 мужчин. Количество рекрутов росло от призыва к призыву: в 1910-м призвали уже 26.541 человек. А вот офицеры не любили служить в Галиции и Буковине: считалось, что местные городки лишены удобств цивилизованной жизни, а быт в них страшно дорог.

Армию пополняли также правительственным призывом (уголовная повинность дезертиров) и вызовом на службу выпускников военных институтов. Оставалось место и для добровольцев: в 1890 году 8% мужчин, вызвавшихся служить Австро-Венгрии, были из Галиции. Именно добровольцем в своё время пришёл во львовскую военную комиссию Владислав Сикорский, дослужившийся позже до генерал-полковника и главы правительства Польши в изгнании.

Добровольцы служили только год, имели право выбрать род войск и место несения службы, могли быстрее получить унтер- офицерский чин. Потому ежегодно таковых находилось около 12-13 тыс. Главное соответствовать условиям: возраст, рост, общее состояние здоровья.

Изначально забривали с 23 лет, позже возрастной ценз снизили до 21 года, а в военном 1915-м - до 18 лет. Минимальный рост с 1889 года составлял 153 см. Почти половину австро-венгерских призывников в 1873-1912-м признавали негодными по здоровью. Таким был и гашековский бравый Швейк, “освобождённый по идиотизму”. В Галиции некондиционных было даже больше - от 47% до 72% призывников.

Мнимый больной

Уклониться от армии хотели многие. Закарпатский анекдот того времени: новобранца спрашивают, кем он хочет быть - гусаром или пехотинцем, а рекрут отвечает, мол, гусаром, ведь на лошади с поля боя сбежать быстрее.

Государство с уклонистами боролось. Снижало срок службы, объявляло амнистии для дезертиров, изменяло критерии негодности по здоровью. Помогало мало: если в 1889-1896 годах армии избегал каждый десятый призывник, то в 1908-м - каждый третий. В 1912 году в комиссию не явились 30% львовян - в 1885-м таких было менее 3%. Рекорды галичан били только хорваты: там до военкоматов не доходили 45% призывников, а в городе Оточаце в 1912-м - 85%.

В то время многие жители Западной Украины ехали в эмиграцию - кто в сезонную, на пару месяцев, а кто и навсегда - в Аргентину или Канаду. Счёт переселенцев шёл на сотни тысяч - отсюда и высокий процент “дезертиров”. Власти устраивали облавы на станциях: только на краковском вокзале в ноябре-декабре 1913 года задержали 1.976 призывников из австрийской части империи и 581 из венгерской.

Тот, кто покидать родину не собирался, но и служить не хотел, мог подкупить военную комиссию. Существовали даже конторы, занимавшиеся подкупом врачей и военных чиновников. А за совсем небольшую плату они давали советы, как правильно “откосить”.

Советы были простыми: например, за несколько дней до прохождения комиссии призывникам рекомендовали работать по ночам, а в последнюю ночь вообще не ложиться. Конторы не гнушались брать деньги даже с тех наивных парней, у которых и так не было шансов пройти медкомиссию.

В марте 1887 года в краковскую прокуратуру поступил донос на группу лиц, помогавшую призывникам симулировать физические увечья. Втирали в глаза табак, добиваясь хронического слезотечения, или смазывали раны разными гадостями, делая их незаживающими. В результате арестовали Якуба Манделя, Гутмана Штрумпфнера и Адольфа Эльтерса - они действовали более десяти лет, называя себя Освободительной военной комиссией.

Такой гешефт был массовым явлением. В 1890-м была осуждена ещё одна шайка аферистов, подкупавшая врачей медкомиссий, а годных к службе отправлявшая в эмиграцию за океан.

Подкупленные чиновники повреждали призывные списки так, чтобы нужные фамилии невозможно было прочесть, - например “нечаянно” проливали чернила в определённых местах. Откупиться можно было 100-350 кронами, а непосредственно перед войной - 1.000-1.500 кронами (средняя зарплата рабочего - около 100 крон в месяц). С богатых призывников “драли” побольше: Берл Шарф, брат известного львовского фабриканта, выложил 2.400 крон.

Ну и симулировали, конечно. Львовянин Богуслав Лоншам де Бери удачно имитировал туберкулёз. Медик, театральный критик и масон Тадеуш Бой-Желенский три недели провёл в психиатрической лечебнице, чтобы его признали негодным к службе. Правда, в военном 1914-м комиссии стали обращать гораздо меньше внимания на состояние здоровья призывников. Бравый Швейк объяснял это просто: “Когда с Австрией дело дрянь, каждый калека должен быть на своём посту”.

Всё для фронта

Во время Первой мировой в армию отправились 250 тыс. жителей Западной Украины. На украинских землях по другую сторону Збруча мобилизовали 3,5 млн. Начало войны консолидировало население Российской империи - лояльными к власти оказались даже интеллигенты. Смерч патриотизма пронёсся по железной дороге: сознательные граждане штурмовали вагоны поездов, идущих в направлении фронта.

Во многих городах России проводились патриотические дни. В Киеве в День белого цветка девушки в одеяниях сестёр милосердия продавали искусственные ромашки и флажки. Вырученные деньги шли на помощь семьям мобилизованных и раненых. На добровольцев, записывающихся в войска, смотрели как на героев - преимущественно это были студенты.

Остальные всё равно попадали в армию: 29 июля 1914 года в империи объявили частичную мобилизацию, а уже на следующий день - всеобщую. Власти распространяли листовки и брошюры, неграмотных рекрутировали с помощью открыток и картинок. К началу 1915-го армия империи Романовых насчитывала фантастические 14 млн штыков. Австро-Венгрия рекрутировала лишь 1,5 млн подданных.

В первые месяцы войны российская армия активно пополнялась солдатами из прифронтовых губерний - Волынской и Подольской. В начале войны из Луцка мобилизовали 316 запасных нижних чинов, из Ковеля - 350 человек, из Ровно - около 600. В Киеве с призывом справились на два дня раньше срока, что вызвало бурный патриотический восторг у тогдашней прессы.

Рекрутов собирали у волостных управ, а позже перевозили по железной дороге к боевым частям. Учений и военной подготовки не проводили: получил обмундирование - и на фронт. Добровольцев брали только в дружины ополчения, которые тоже отправляли на запад и расселяли в прифронтовых городах. 2 декабря 1914 года в Луцк прибыли 6.000 ополченцев, их разместили по городским дворам.

Народ ожидал короткой победоносной войны, поэтому на фронт убегали даже юные ученики гимназий и сельские мальчишки - подносить солдатам патроны в окопы. Пресса подливала масла в огонь патриотизма, ежедневно публикуя фотографии героев войны и фронтовые сводки. Поэтому если таких детей и находили, многие бежали повторно.

Были и желающие избежать службы или хотя бы получить местечко получше. Некий Василий в письме от 8 февраля 1915 года доктору Дмитрию Требинскому просил помочь попасть в школу прапорщиков, ведь это “шанс отдалить смерть на несколько месяцев”.

В 1916-м в Елизаветграде (сейчас - Кировоград) делопроизводитель уездного военного начальника Кирницкий за 120 руб. сфабриковал белый билет некоему Лопате, подделав подпись начальника. За такую сумму тогда можно было купить несколько коров. Оба загремели под арест, получив примерно по три года тюрьмы. К привычным методам уклонения добавилась и имитация антиправительственной деятельности. Так можно было попасть не в окопы, а в ссылку под наблюдением полиции.

Особенно отрицательно на мобилизацию реагировало украинское село. Разгар лета, поля не убраны, а тут призыв, забравший более половины тружеников. Общественный деятель Константин Василенко писал из Киева в первые дни войны: “Вокруг Политехникума обозы крестьянских телег, сельские женщины, рыдая, бросают детей, мол, взяли отца-кормильца, берите и ребёнка”.

Некоторые наживались на страхе крестьян перед мобилизацией. В селе Петрово Херсонской губернии 18-летний писарь канцелярии Всероссийского земсоюза в январе 1916-го брал с крестьян по 2-3 руб., якобы нанимая их на “окопные работы”, - мошенник уверял, что таким образом они смогут избежать призыва.

Рекрутировали не только людей, но и коней. Хозяин трёх лошадей прощался с одной лошадью, пяти - с двумя. Из Камень-Каширской волости в первый год войны мобилизовали 60% мужчин трудоспособного возраста и более 70% лошадей. Телеги тоже конфисковывали - в том числе и для перевозки арестантов и дезертиров. Правда, семьям мобилизованных власти помогали пайками дефицитных товаров - от муки и крупы до керосина и махорки.

Женское это дело

Для горожанок, чьи мужья отправились на фронт, создавались рабочие места. Небольшие суммы платили им в лазаретах и мастерских по изготовлению белья и теплых вещей для солдат. Некоторые брали заказы на пошив шинелей на дому.

Киевская городская дума потратила на трудовую помощь жёнам мобилизованных почти 22 тыс. руб. Только за два военных года Трудовая комиссия сдала более 1,5 млн вещей для солдат. С октября 1916-го женщин допускали на должности дорожных рабочих, дворников, посыльных, сигнальщиков - к июлю 1917 года работой были обеспечены 1.011 жён запасников.

Вынужденный феминизм вызвал волну фельетонов в прессе: в те времена это казалось неслыханным, ведь ещё в апреле 1916-го первую женщину-извозчика в Виннице задержали и не выдали ей разрешения на работу.

Аристократки, следуя примеру императрицы, шли в сёстры милосердия. В лазарете Евгеньевской общины в Ровно медсестрой работала великая княгиня Ольга Александровна, родная сестра Николая ІІ. Как-то плачущий раненый сообщил ей, что “дохтура операцию делать не хотят, говорят, всё равно помру”. Княгиня уговорила врачей, те солдата успешно прооперировали. Потом он хвастался корреспонденту Биржевых ведомостей: “С такими ранами один на тысячу выживает, а всё великая княгиня!”.

Некоторым дамам привычных ролей сестёр милосердия было мало, они рвались на передовую. Слушательница Киевских женских курсов Анна Тычинина неделю изучала строевую подготовку, а после, отрезав косу и переодевшись в солдатскую форму, вместе со знакомым денщиком ходила улицами Киева, козыряя офицерам.

Тренировалась так, покуда денщик не подтвердил: девушка “сойдёт за мальчонку”. Вокзал, толпа солдат, вагон на фронт - там она назвалась добровольцем Анатолием Тычининым. “Паренёк” с виду был юн и слабоват, поэтому его собирались взять писарем в обоз Пятого стрелкового полка, но он попросился в строй.

21 сентября 1914 года в бою под Опатовом новобранца зачислили подносить патроны. Делал “мальчонка” всё быстро, перевязывал под огнём пострадавших и выносил их с поля сражения, даже будучи сам ранен в руку и ногу. Судя по журналу Нива (№ 8 за 1915 год), третья пуля попала в грудь “Анатолия”.

Умирающего оставили на поле боя. Месяц спустя командир Пятого стрелкового полка полковник Завадский снова оказался вблизи Опатова, где и узнал от полкового врача, что израненного бойца подобрали немцы. В госпитале выяснилась правда.

Командование представило “Анатолия” к награждению Георгиевским крестом IV степени, не зная, что награждать придётся Анну. Пришлось просить разрешения у самого императора - тот согласился. По другой версии, звали девицу Татьяной и она попала в австрийский плен.

Между двумя мировыми

После Первой мировой западноукраинские земли, попавшие под Польшу, пару лет жили без армейской службы - её бойкот украинскими организациями оказался удачным. Призыв возобновили лишь в 1923 году.

Брали не во все рода войск: украинцам ввиду антипольских настроений было запрещено служить в связных отделах и отделах вооружения. Командования округов даже просили Министерство военных дел вообще не призывать украинских интеллигентов, чтобы те не “разлагали” своими речами солдат.

Неграмотным тоже были не рады: для таких в 1930-х организовывали вечерние курсы, где обучали польскому языку, арифметике и геометрии. Забривали на два года, конным артиллеристам добавляли к сроку ещё месяц. Служить отправлялись молодые люди, достигшие 21 года (в случае войны - 19 лет), максимальный возраст новобранца - 23.

Западная Волынь получила первые повестки в Войско польское ещё в декабре 1921-го, и тут же столкнулась с массовым дезертирством и организованными протестами граждан, поддерживаемыми церковью и местной властью.

Получить заветную запись Niezdatny (Не годен) можно было по состоянию здоровья, при смене или лишении судом гражданства. Часто в рекрутационные комиссии призывники являлись с отцами: если отцу удавалось доказать, что он немощен и слаб, сын приобретал статус единственного кормильца, что давало отсрочку от армии.

Злостных уклонистов от призыва пугали двухлетним тюремным сроком. Работодатели часто не рассматривали кандидатуры ещё не служивших, священники иногда отказывали им в просьбе обвенчать. Всё равно “косили”.

Но с конца 1930-х годов некоторые украинцы, наоборот, устремились в армию. Организация украинских националистов решила использовать военную службу в Войске польском в свою пользу. Там националисты изучали военную тактику и получали доступ к оружию.

1 августа 1914 года началась Первая мировая война. С той поры уже минуло 102 года, однако полной ясности того, как она случилась, до сих пор нет. В своей книге «1917. Разгадка «русской революции» я постарался ответить на этот вопрос.
Первая мировая была организована Великобританией с целью стравить между собой своих конкурентов: Российскую и Германскую империи. В сегодняшней геополитике таким же подарком для англосаксов стал бы конфликт между Россией и Китаем. Парадокс в том, что Германия и Россия в 1914 году не имели между собой противоречий и территориальных претензий.Поэтому механизм, тонкий механизм стравливания между собой народов, который использовали (и используют) наши британские «партнеры» нужно внимательно изучать.
Предлагаю вашему вниманию хронологию разжигания Первой мировой войны, опубликованную в моей книге (даты даются по новому стилю).

28 июня 1914 года — в Сараево был застрелен эрцгерцог Фердинанд, славянофил и противник войны с Россией.

06 июля — глава английского МИДа сэр Грей дал понять немецкому послу Лихновскому, что Британия не давала России никаких гарантий безопасности на случай войны последней с Германией и что Англия не будет вмешиваться, если развитие событий не будет грозить «уничтожением Франции».

8 июля — сэр Грей сказал посланнику России Бекендорфу, что не сомневается в нападении Австро-Венгрии на Сербию и что Россия должна помочь своему союзнику Сербии.

9 июля — сэр Грей подтвердил германскому послу, что «меж­ду Великобританией, с одной стороны, и Францией и Россией — с другой, не заключено никаких секретных соглашений, которые связывали бы Великобританию в случае европейской войны» и «что Англия хочет сохранить для себя полную свободу рук».

10 июля — под видом проведения учений отдан приказ о на­чале мобилизации британского флота.

10 июля — германское руководство на фоне дружественных жестов англичан верит, что Великобритания сохранит нейтрали­тет в возможном конфликте.

20 июля — в Россию приехал президент Франции Пуанкape, произошло согласование русских и французских военных пла­нов.

22 июля — Грей отклонил инициативу русского царя совместно с Россией и Францией коллективно воздействовать на Австро-Венгрию и принудить её к политическому разрешению своих претензий к Сербии.

23 июля — президент Франции Пуанкape отбыл на родину.

23 июля — Австрия предъявляет Сербии ультиматум, срок которого истекал через 48 часов.

23 июля — (после вручения ультиматума) сэр Грей сказал по­слу Австро-Венгрии Менсдорфу, что война между ЧЕТЫРЬМЯ великими державами может нанести ущерб мировой торгов­ле…

23 июля — руководство Автро-Венгрии после миролюбивых заявлений главы английского МИДа убеждается, что Великобри­тания сохранит нейтралитет. Принятие окончательного решения об объявлении войны Сербии.

24 июля — сэр Грей, якобы впервые увидев текст австрийско­го ультиматума, заявил обескураженному послу Менсдорфу, что это «самый страшный документ из всех когда-либо порожденных дипломатией».

24 июля — сэр Грей подчеркивает германскому послу Лихнов-скому, что «в случае вступления Австрии на сербскую террито­рию» весьма вероятна война четырех европейских держав.

25 июля — сербы дали ответ на ультиматум, отвергнув только одно из многочисленных требований Австро-Венгрии.

25 июля — Австро-Венгрия не удовлетворена ответом Сербии и разрывает с ней отношения.

25 июля — сэр Грей оставил без ответа просьбу министра ино­странных дел России Сазонова «ясно и твердо» осудить политику Австро-Венгрии, стягивающей войска к границе с Сербией.

25 июля — русский посол в Англии докладывает, что, несмо­тря на отсутствие официальных гарантий, он не сомневается, что Великобритания не останется нейтральной.

26 июля — британский монарх Георг V говорит в частной беседе с германским принцем, что Англия в войну не вступит.

26 июля — сэр Грей предложил, чтобы Англия и Германия при участии Франции и Италии выступили в качестве посредников, чтобы примирить Сербию и Австрию. Германия этот вариант отклонит, получив многочисленные сообщения о вероятности британского нейтралитета. Но ещё до отклонения немцами сэр Грей отзывает свое предложение о посредничестве. (Готовится будущее алиби Великобритании, готовятся одежды миротвор­цев.)

26 июля — британский флот «без всякой связи» с нарас­тающим кризисом проводит пробную мобилизацию и маневры. Англичане не распускают резервистов, призванных для учений, и флот остается отмобилизованным.

28 июля — Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Общая мобилизация австро-венгерской армии.

28 июля — Петербург настойчиво требует от Англии, чтобы она, наконец, определила свою позицию.

28 июля — германский император Вильгельм вернулся из своего обычного морского путешествия в норвежских фьордах в Берлин.

28 июля — Совет министров под председательством Нико­лая II ввиду австрийской мобилизации постановил приступить к немедленной мобилизации четырех военных округов — в общей сложности 13 армейских корпусов, предназначенных действовать против Австро-Венгрии. Это частичная мобилизация.

28 июля (вечер) — Россия сообщает Германии о проведении мобилизационных мер, из которых «ни одна не была направлена против Германии».

29 июля (утро) — обнародован указ о частичной мобилизации в России.

29 июля (утро) — сведений о переходе австрийцами серб­ской границы в Петербурге ещё нет, зато поступают сведения о мобилизационных мероприятиях на русско-австрийской гра­нице.

29 июля (утро) — сэр Грей встречается с германским послом Лихновским и ничего существенного ему не говорит.

29 июля — Германия требует от России прекратить военные приготовления, иначе Германии тоже придется объявить моби­лизацию, а это может легко привести к войне.

29 июля (между 6 и 7 часами вечера) — Николай II дает со­гласие на объявление общей мобилизации.

29 июля — после получения известия о начале всеобщей мобилизации в России сэр Грей заявил немецкому послу, что британское правительство «останется в стороне, если конфликт ограничится Австрией и Россией». Если же немцы втянут в кон­фликт и Францию, то Англия вступит в войну.

29 июля (вечер) — в Берлине шок. Для Германии маячит пер­спектива страшной войны. Или — войны только с одной Россией.

Фактически Великобритания предъявляет Германии ульти­матум: если хотите избежать войны с Англией (то есть со всем миром), воюйте только с Россией.

29 июля (вечер) — Германия, пытаясь выйти из неожиданно возникшего тупика, уговаривает австрийцев удовольствоваться занятием Белграда как залогом и оставить дело на рассмотрение международных посредников.

29 июля (9 часов 40 минут) — Николай II получает теле­грамму от кайзера Вильгельма с просьбой прекратить частичную мобилизацию русской армии и дать таким образом Германии вы­ ступить посредником. В результате царь меняет свое решение: за несколько минут до отправки телеграммы поступает приказ от­ менить объявление всеобщей мобилизации в России. Частичная мобилизация, объявленная ранее, продолжается.

Ночь с 29 на 30 июля — Николай II вызывает по телефону военного министра Сухомлинова и спрашивает: «Нельзя ли приостановить?» (имея в виду частичную мобилизацию).

30 июля (около 12:00) — в Берлине неизвестно откуда по­является ФАЛЬШИВЫЙ отдельный выпуск германского офи­циоза — газеты «Lokal Anzeiger», в котором сообщается о мо­билизации германских армий и флота!!! Германское руководство опровергает эту информацию, информируя русского посла.

30 июля (13.10) — посол России в германии Свербеев от­правляет две телеграммы с разницей в пять минут. В первой он сообщает о германской мобилизации, во второй опровергает эту информацию.

30 июля (15.10) — в Петербурге получают телеграмму посла Свербеева о том, что в Германии якобы объявлена мобилизация. Вторая телеграмма, отправленная всего через пять минут(!), с опро­вержением этой информации, странным образом запаздывает.

30 июля (15:10–16:00) — доклад министра иностранных дел Сазонова царю. Главный вопрос — необходимость всеобщей мобилизации из-за якобы происходящей мобилизации в Герма­нии.

30 июля (после доклада Сазонова) — Николай II подписы­вает указ о всеобщей мобилизации в качестве ответной меры на фальшивую немецкую мобилизацию.

31 июля (около 14:00) — узнав о русской мобилизации, Гер­мания вводит положение «кригсгефар» (военной опасности).

31 июля — Германия направляет запрос Франции, останется ли Франция нейтральной в случае русско-германской войны.

31 июля — ответ на немецкий запрос не дается, но француз­ские войска отводятся на 10 километров от границы с Германией.

31 июля (полночь) — немецким послом вручается ультима­тум, в котором Германия требует от России в 12-часовой срок демобилизоваться, в противном случае угрожая начать свою мобилизацию.

31 июля — 1 августа — кайзер Вильгельм и Николай обмени­ваются телеграммами. Глава Германии указывает «единственный путь, которым можно избежать войны (отмена мобилизации!)». Царь вместо этого дает гарантии, что мобилизация не означает войны.

31 июля (вечер) — французские военные безуспешно пыта­ются добиться решения объявить во Франции мобилизацию.

1 августа (8:00) — глава французской армии маршал Жоффр на заседании правительства в ультимативной форме требует мобилизации, угрожая своей отставкой.

1 августа (утро) — Николай принял германского посла и убеждал его, что русская мобилизация не означает угрозы для Германии.

1 августа — Великобритания дает гарантии безопасности Бельгии.

1 августа (11:00) — Париж отвечает на немецкий вопрос о своем нейтралитете: Франция «будет действовать исходя из своих интересов».

1 августа (около 12:00) — сразу после уклончивого ответа немцам принимается решение объявить во Франции мобилизацию со 2 августа. Но публикация документа намеренно задерживается на несколько часов.

1 августа — германский посол Лихновский сообщает из Лон­дона в Берлин: «В том случае, если мы не нападаем на Францию, Англия останется нейтральной и гарантирует нейтралитет Фран­ции».

1 августа (17:00) — Германия объявляет войну России. С од­новременным объявлением мобилизации.

1 августа (вечер) — военное совещание у кайзера, невероят­ное удивление в стане руководителей германской армии причина­ми скоропалительного объявления войны России, совмещенного с мобилизацией. Попытки Вильгельма убедить военных вопреки всем планам перебросить армию на восток, а не на запад. Кате­горический отказ генерала Мольтке. Остановка 16 дивизии по телефону на границе с Люксембургом.

1 августа (вечер) — телеграмма кайзера английскому королю о том, что немецкая армия не атакует Францию, а будет приме­нена в другом месте.

1 августа (вечер) — ответ британского монарха кайзеру о том, что он знать ничего не знает ни о каких английских гарантиях французского нейтралитета.

1 августа (2 часа ночи 2 августа) — телеграмма кайзера рус­скому царю с призывом начать мирные переговоры.

2 августа — обязанная объявить Германии войну по франко-русскому договору, Франция этого не делает под разными благо­видными предлогами.

2 августа (вероятнее всего) — к германскому канцлеру Бет-ману явился некий человек и предложил провести германо-французскую конференцию по статусу Эльзаса, что предотврати­ло бы вступление Франции в войну. Отказ немцев дать согласие на эту авантюру.

2 августа — решение кайзера действовать в соответствии с «Планом Шлиффена» и наносить удар по Франции через Бель­гию и Люксембург. Крушение английского плана разжигания только германо-русской войны, а следовательно, обретение вой­ной мирового масштаба.

2 августа — Германия оккупирует Люксембург.

2 августа — Германия предъявляет ультиматум Бельгии с требованием пропустить войска к французской границе.

3 августа — Бельгия отвергает немецкий ультиматум.

3 августа — Великобритания требует от Германии соблюдать нейтралитет Бельгии.

3 августа — Германия объявляет войну Франции и Бельгии.

4 августа (утро) — немецкие войска вступают на территорию Бельгии.

4 августа — Англия под предлогом защиты Бельгии объявляет войну Германии.

6 августа — Австро-Венгрия объявляет войну России.

12 августа — начало боевых действия на русско-австрийском фронте.

13 августа 1914 года — начало боевых действий на русско-германском фронте. В наступление идет не объявившая войну Германия, а Россия. (Это как если бы 22 июня 1941 года Гитлер войну нам объявил, а напасть не напал, и вперед через две недели пошла бы Красная армия).

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации»

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации 1914 г.» - государственная награда, считается последней медалью Российской империи. Учреждена 12 февраля 1915 года императором Николаем II по положению Совета Министров, для награждения лиц, принимавших участие в планировании и организации успешно и быстро проведённой мобилизации в 1914 году.

История награды

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации». Вариант изготовления С-Пб монетного двора, бронза. Диаметр 28 мм. Аверс и реверс.

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации». Неизвестная мастерская, Россия, 1914 г. Бронза, золочение, 11,33 гр. Диаметр 28 мм. Аверс и реверс.

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации». Неизвестная мастерская. Бронза, золочение, 11,33 гр. Диаметр 28,6 мм. Аверс и реверс. Отличается очень рельефным изображением портрета императора и широким круговым бортиком. Надписи на оборотной стороне этой медали значительно мельче, чем на государственной.

Свидетельство награждение медалью «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации».

Уникальность этой медали заключается в том, что она одна из первых в мире специально предназначалась для награждения людей, чей труд по планированию и осуществлению перевода вооруженных сил, государственных учреждений и экономики страны на военное положение был сродни подвигам на полях сражений.

15 июня, в день национального траура сербского народа, в городе Сараево был убит наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд. Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Россия же, издавна поддерживавшая дружественные связи с балканскими народами, решила встать на ее защиту.

Российская военная машина начала делать свои первые обороты. 18 июля в 10 часов стены домов в Петербурге и других городах империи запестрели объявлениями о мобилизации. Из приграничных районов, куда ожидалось вторжение противника, а также из крепостей началась поспешная эвакуация государственного имущества, правительственных учреждений, служащих и их семей. На сборные пункты при управлениях воинских начальников стали прибывать запасники, которые сводились в команды для пополнения кадровых и формирования запасных частей.

В стране царил небывалый патриотический подъем. Запасники прибыли на сборные пункты в количестве, превысившем на 15 процентов норму, определенную мобилизационным расписанием. Дело в том, что Главное управление Генерального штаба с учетом внутриполитической обстановки в стране и осторожности ради считало, что на призыв явится только 80 процентов запасников.

В течение первых двух суток приведенные в боевую готовность кавалерийские соединения и части были выдвинуты на западную границу для прикрытия мобилизационного развертывания, а 19 июля Германия объявила войну России. Вечером того же дня передовые германские соединения (5-й и 6-й германские корпуса) вторглись на нашу территорию в районе Калиша и Ченстохова.

Не везде призыв проходил гладко. Уже на третий день после объявления общей мобилизации из военных округов стали приходить донесения о беспорядках, возникавших среди запасников в Перми, Кургане, Донской области, Борисове, Орле, Кокчетаве. Запасники собирались толпами, громили винные склады, магазины. Бывали случаи нападения на полицию, не обошлось и без жертв. Излишки людских мобилизационных ресурсов, особенно в Казанском и Омском военных округах, сильно затрудняли работу сборных пунктов.

Генерал А.И. Деникин, исполнявший в это время обязанности дежурного генерала штаба Киевского военного округа писал в своих воспоминаниях:

Однако в целом мобилизация проходила организованно и в установленные сроки. На восьмой день закончили отмобилизование кадровые пехотные дивизии. Сразу же начались оперативные перевозки войск и их стратегическое сосредоточение. На 15- 18-й день мобилизации завершили развертывание еще 35 пехотных дивизий второй очереди.

Согласно подписанной царем всеобщей мобилизации, на тринадцатый день в действующей армии было 96 пехотных и 37 кавалерийских дивизий – 2,7 миллиона человек в дополнение к миллиону резервистов и войск крепостей.

Полностью же вооруженные силы России закончили мобилизацию на 45-й день. Под ружье было поставлено 3 388 тысячи военнослужащих и более 570 тысяч ратников ополчения. В отмобилизованной русской армии насчитывалось: 1830 батальонов, 1243 эскадрона (сотни) и 908 артиллерийских батарей при 6720 орудиях.

Спустя пять месяцев после начала войны в петербургской газете «Новое время» от 20 декабря 1914 года появилась заметка, в которой сообщалось следующее:

Сама же медаль была учреждена «высочайшим» повелением императора Николая II 12 февраля 1915 года.

Через месяц после утверждения этой медали, 10 декабря 1915 года, право на награждение ею, согласно «Положению мобилизации спорта», получили также лица, имеющие заслуги в спортивной подготовке допризывников.

Таких медалей потребовалось огромное количество, и только Санкт-Петербургский монетный двор, помимо частных фирм, отчеканил не менее 50000 медалей.

Медаль считается последней, завершающей медалью российской монархи, отражающей конкретное событие русской военной истории.

Статут награды

Основания для награждения

Медаль жаловалась

Порядок ношения

Медаль имела ушко для крепления к колодке или ленте. Носить медаль следовало на груди. Лента медали - тёмно-синяя лента ордена Белого Орла . Это единственная медаль Российской империи, использовавшая эту ленту.

Описание награды

Внешний вид

Была учреждена только медаль из светлой бронзы, диаметром 28 мм.

Аверс. Лицевая сторона ее идентична аверсу медали «За особые воинские заслуги», на которой выполнено погрудное, влево обращенное, изображение Николая II без каких-либо императорских атрибутов; надписи отсутствуют.

Реверс. На оборотной стороне, во все поле медали, прямая, пятистрочная надпись: «ЗА ТРУДЫ – ПО ОТЛИЧНОМУ – ВЫПОЛНЕНИЮ ВСЕОБЩЕЙ – МОБИЛИЗАЦИИ – 1914 ГОДА».

Миниатюрная копия

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации». Миниатюрная копия на розетке, бронза. Диаметр 15 мм. Аверс.

Медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации». Миниатюрная копия, бронза. Диаметр 15 мм. Реверс.

Существуют миниатюрные, так называемые «фрачные» копии медали «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации». Все они изготовлены частными мастерскими, которые делали по заказам варианты подобных медалей размерами 12-16 мм.

Планка

В Русской Императорской армии и флоте ношение планок не практиковалось.

Примеры награждений

Среди моряков этой наградой были награждены:

• Георгий Николаевич Мазуров (18 мая 1867 - 1918) - офицер Русского Императорского флота , генерал-майор , участник Русско-японской и Первой мировой войн. Во время первой мировой войны командовал частями Балтийского флота на сухопутном фронте, начальник Морской бригады особого назначения. Погиб во время Красного террора, потопленный на барже с заложниками в Финском заливе.
• Меркушов Василий Александрович (8 декабря 1884 года - 4 декабря 1949 года). Капитан 1-го ранга, участник Первой мировой войны . Один из первых офицеров-подводников, прославился как командир подводной лодки «Окунь» . Кавалер ордена Св. Георгия 4 степени и Георгиевского оружия. Приказом по Дивизиону подводных лодок Балтийского моря за №149 от 3 апреля 1916 года получил право ношения медали «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации».